Гонения на Православную Церковь на Юге России

в 1918-19 гг.

По материалам особой комиссии при Верховном Главнокомандующем Вооруженными Силами Юга России.

 

23 Января 1918 года Советская власть издала декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви.

Декрет этот между прочим запрещает издавать местные законы или постановления, которые стесняли бы или ограничивали свободу совести, разрешает каждому гражданину исповедовать любую религию, или не исповедовать никакой, обеспечивает свободное исполнение религиозных обрядов постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан советской республики.

Но все эти торжественно провозглашенные принципы остались мертвой буквой и отделение церкви от государства в действительности вылилось в ожесточенное гонение против Церкви и в фактическое бесправное и настойчивое вмешательство государственной власти в дела Церкви, юридически от Государства отделенной.

Эти два принципа красною нитью проходят через многострадальные испытания Церкви и ея служителей со времени издания декрета и до настоящих дней

И в этом отношении представители Советской власти не пытаются даже, хотя внешне, соблюдать принцип той свободы совести, которая должна была бы гарантироваться изданным ею декретом. Религия, и в частности православная вера, признана вредным обманом, придуманным для народа. Вера и религиозное чувство должны быть вырваны из души людей в новом царстве коммунизма. Служители Церкви и предметы религиозного культа должны быть уничтожены. Вот в коротких словах та простая, но ужасная по своим последствиям, программа, которая положена в основание отношения советской власти к Церкви.

"Религия есть опиум для народа", вот те слова, которые крупною надписью красуются в Москве на стене Городской Думы рядом с одной из самых чтимых Святынь православной церкви часовней Иверской Божьей Матери.

Эта руководящая точка зрения на религию, как на установление вредное и подлежащее потому всяческому уничтожение, с особой ясностью и даже циничностью высказывается в одной официальной переписке, возникшей между Курским правительствённым органом и Народным Комиссариатом Юстиции по вопросу об отделении Церкви от Государства. Старооскольской Исполнительный Комитет, отвечая на запрос о результатах в уезд декрета об отделении Церкви от Государства, высказался в том смысле, что "вера русского народа в Высшее Существо и в возможность общения с этим Существом только путем известных обрядов и в известном месте настолько сильна, что практическое осуществление провозглашенной идеи свободы духа невозможно, пока народ не усвоит себе всей ненужности, бесплодности и даже вреда от выполнения обрядов религии и пока он не поймет, что современная церковь задерживает прогресс человечества. И декрет об отделении Церкви от Государства может быть проведен в жизнь лишь при условии внедрения в сознание людей необходимости покончить с пережитком прошлого религией и ее внешними обрядами. При существующих условиях декрет проводится медленно, так как первые шаги в этом направлении встречены отпором со стороны населения". (9го июня 1919 года N 74).

Народный Комиссариат Юстиции вполне согласился с проведенным взглядом на сущность декрета об отделении Церкви от Государства, но высказал свое крайнее неудовольствие по поводу того, что "в течение двух лет революции среди беднейшего населения не велась в должном размере агитация и пропаганда с целью отрывания этих по существу советских элементов из под идейного и практического руководства бывших правящих классов и что, таким образом, в уездах Курской губернии руководство населением принадлежит не органам советской власти, а, очевидно, церковникам и кулацким элементами".

Но не везде проявлялась такая неугодная начальству осторожность

Так, регистрационное бюро при Совете рабочих и казачьих депутатов в Новочеркасске требует 8го апреля 1919 года за. Й225 объяснений, от священника Покровской Церкви Кутейникова о причинах отказа венчать гражданина Киселева, получившего гражданский развод и вместе с тем вне зависимости от причин отказа священнику предписывается обвенчать Киселева и о совершении брака сообщить в регистрационное бюро.

Можно было бы без конца излагать содержание всяких предписаний, запрещений и назиданий советской власти, вторгающейся даже в самые мелочи церковной жизни.

Церкви и все церковное имущество, предназначавшееся специально для богослужебных целей были описаны и переданы в бесплатное пользование соответствующим общинам, которые пожелали бы принять на себя управление церковью, при условии, однако, принятия на себя ответственности перёд властью за все то, что говорится с церковной кафедры, или что пишется от имени церкви, словом, за все направление церковной деятельности.

Все остальные движимые и недвижимые имущества, принадлежавшие церквям, монастырям и другим религиозным учреждениям всех вероисповеданий признаны народным достоянием и отобраны от их собственников.

Одновременно на верующих повсеместно посыпался целый ряд запрещений. Упомянутым уже декретом от 23го января 1919 года об отделении Церкви от Государства провозглашено было и отделение школ от Церкви и во исполнение этого декрета "Народный Комиссариат по Просвещению предписывает всем местным отделам. Народнаго Образования принять меры к тому, чтобы в стенах Школы не допускать исполнения религиозных обрядов, преподавания Закона Божьяго и других вероучений. При этом должности законоучителей всех вероисповеданий упраздняются". Вместе с тем приказано было убрать из школ все иконы.

Гонение на иконы в некоторых местах распространено было за пределы школьных помещений. Так в Екатеринославле, хотя и не нашли возможным прямо запретить иконы в частных квартирах, но согласно декрету, оставшемуся неопубликованным, установлен был определенный налог с каждой иконы: Установлен был также налог с наперсных крестов. В. Царицыне иконы выносились из учреждений и частных домов, сжигались и выкидывались.

Нередко запрещалась церковная проповедь, по-видимому, в результате осуждения с церковной кафедры действий советской власти. Празднование пролетарского праздника 1-го мая дало основание запрещать в этот день служение в церкви. Серьезно обсуждался одном из комиссариатов Области Войска Донского вопрос о необходимости уничтожить слова "Царь" в молитвах "Царю Небесный" "Яко да Царя" и т. д., а в другом месте той же Области священник, допустивший в церкви пение этих молитв с упоминанием слова "Царь" был присужден Советом Народных Депутатов к отправке пешком в Ставрополь с тем, чтобы он пересчитал все телеграфные столбы.

Переходя к дальнейшим проявлениям глумления большевиков над религией, следует указать на то, что если приходские церкви, как это было сказано выше, подлежали передаче общинам верующих, то домовые церкви были повсеместно закрыты. В Курске закрыты домовых церквей. Помещения их были использованы советской властью под мастерские, госпитали, библиотеки, канцелярии и дома для развлечений, собраний и митингов. В церкви духовного училища на месте алтаря устроена была сцена и самая церковь обращена в танцевальный зал, где красноармейцев учили танцам. Иконы, писанные на стенах церкви были замазаны краской и на их месте изображены социалистические изречения, вокруг иконы Спасителя нарисована пятиконечная красная звезда. Церковь при доме генерала-губернатора в Kieвe обращена в какой то сараи, в котором в беспорядке свален был всякий хлам. При осмотре этой церкви после ухода большевиков у самого престола обнаружены человеческие испражнения. В Харькове домовые церкви обращены в театры, кафешантаны, клубы, танцевальные залы и т. д. Ломали и сжигали иконостасы. С грубым издевательством выбрасывали в сорные ямы и саран церковную утварь, иконы и другие освященные предметы, похищалось все мало мальски ценного. Церковь Духовной Семинарии была обращена в клуб с театральной сценой для размещенных в Семинарии юнкеров курсантов. Вот официальные мотивы закрытия этой церкви: "в семинарскую церковь могут проникать агитаторы контр революционеры под предлогом молитвы и распространять между курсантами идеи вредные для большевизма. Под тем же предлогом молитвы могут проникать в церковь публичные женщины и приносить с собой заразные болезни курсантам. Самая проповедь священника о молитвах, постах, юдоли и печали является вредной политической грамотой, развращающей курсантов. А затем принимая во внимание отсутствие культурно просветительного центра, в самом здании семинарии необходимо устроить такой центр или клуб для чего и выселить церковь со всем имуществом. Так как церковь чтится местным 'населением, то необходимо произвести выселение под каким либо предлогом безболезненно." Доклад этот был представлен народному комиссару по военным делам, который начертал на ней следующую резолюцию: "смешно было бы бояться болтовни местных баб; выселить немедленно". Церковь уничтожили, устроили клуб с распитием крепких напитков, заведующей клубом назначили какую-то женщину.

Церковь Тамбовского полка была обращена в театр, где потом давались театральные представления каскадного содержания. При уничтожении этой церкви большевики довели свои глумления до крайности: разрушили и сожгли иконостас. Из священных одежд сделали чепраки для лошадей и костюмы для актеров. С икон сняли ризы. Плащаницу изорвали на шарфы и портянки, причем изображение Христа прокололи штыком. В довершении этих кощунств иконы, кресты, в том числе и напрестольный крест с святыми мощами, куски изорванных одежд все это навалили на двое саней и повезли по улицам в сопровождена шутовской процессии: один красноармеец, размахивая крестом, выступал впереди, и за ним шла толпа с хоругвями и пела светские песни, перемешивая их с церковными напевами. Свидетель католик, видевшей эту пpoцессию, говорит, что жутко было смотреть на эти издевательства над святыней.

В церкви при Полтавском Петровском Кадетском Корпусе советская власть решила устроить читальню. Почти все священные предметы были вынесены из "церкви, иконы частью попорчены, частью уничтожены, и на их месте оказались надписи: "Товарищ Ленин", "Ленин и Троцкий". Против одной из этих надписей значилось: "просят не гнушаться (не издеваться)". В церкви, в алтаре и в ризнице оказались человеческие испражнения и следы мочи, а также листы из священных книг, служивших туалетной бумагой. Расположившись в кадетских спальнях, красноармейцы за естественной надобностью ходили в классные комнаты и в церковь. При этом красноармейский комендант приказывал служителям корпуса производить там уборку, разъясняя им, что они раньше служили дворянам, а теперь послужат им большевикам.

Не избегли осквернении и разгромов монастыри и приходские церкви.

Достаточно некоторых примеров, чтобы изобразить яркую картину этих кощунств.

При разгромлении осенью 1918 года церкви на хуторе Ново-Кавказском на Кубани красноармейцы взяли из алтаря воздух, покров, плащаницу и другие предметы. Частью они их изрезали, частью навешали на своих лошадей, в другую церковь той же области красноармейцы въехали верхом в шапках с папиросами во рту и, осквернив престол, забрали с собой все наиболее ценное имущество, не исключая крестов и освященных предметов богослужения. В церкви станицы Кореновской красноармейцы обратили .алтарь в отхожее место, пользуясь при этом священными сосудами Парчовые ризы зачастую переделывались в попоны для лошадей, и был целый кавалерийский отряд, сидевший на парчовых седлах. Кощунства совершались и в частных квартирах. Так, в станице Серпевской красноармейцы отряда Сорокина, разграбив квартиру местного священника, надели епитрахиль на шею лошади, а крест привязали к ее хвосту, и так водили ее по площади. Красноармейцы подходили к лошади, как бы для исповеди и, покрывая себя епитрахилью, произносили отборные ругательства. В другом месте большевики устроили кощунственные похороны живого товарища, покрытого харчевым покровом стреляли вверх со словами: "мы расстреливаем вашего Бога" и пр.

В Донской области не осталось почти ни одного храма, избегшаго кощунственных действий.

Красная армия умышленно расстреливала церкви из тяжелых орудий. По церкви на хуторе Б. Мещерском было произведено 18 выстрелов, после чего церковь была осквернена и разграблена.

В церкви станицы Казанской орудийными снарядами разрушена правый придел, а церковь станицы Каменской растрачивались во время богослужения, при чем убито было 6 молящихся и ранено 20.

После расстрела церкви подверглись разгрому и осквернение.

В селе Полянове, Таганрогскаго округа большевики устроили в церкви конюшню для лошадей, а для себя поставили кровати и столы. Приглашая к себе женщин, они в церкви устраивали оргии. Громились не только церкви, но и народные школы.

Тоже происходило и в Терской области. Из облачений товарищи шили себе штаны, кисеты для табака, сумки, юбки для своих любовниц, попоны для лошадей, причём кресты облачении приходились на круп лошади.

Иконы расстреливались не только в церквах, но и в частных квартирах, особенно доставалось образу Святого Николая Чудотворца, которого называли "буржуем".

В Харьковской губернии в храме, построенном при станции Борки в память спасения царской семьи при крушении поезда, большевики под предводительством Дыбенко три дня под ряд кощунствовали и грабили совместно со своими любовницами в шапках с папиросами в зубах они ругали Ииcyca Христа, Божью Матерь, рвали на части священные облачения, пронзили штыком известную икону Спасителя работы Маковскаго; в одном из приделов храма ими было устроено отхожее место.

При разграблении близ Екатеринослава Тихвинскаго женского монастыря красноармейцы приставали к монахиням с гнусными предложениями и даже делали попытки к изнасилованию. Все ими было разгромлено и разорвано, алтарь и престол были исколоты кинжалом. У игуменьи в келье штыками был проколот образ Спасителя и Божьей Матери, при чем сделаны отверстия на месте уст и в них вложены зажженные папиросы. Тоже кощунство было сделано в одной из сельских церквей Бахмутскаго уезда Екатеринославской губернии, причём под оскверненной иконой Спасателя сделана надпись: "кури, товарищ, пока мы туте: уйдем не покуришь".

Церковь при Луганской тюрьме была совершенно разрушена. После ухода большевиков на полу ее обнаружены были следы. костра, окурки, грязные портянки, из Св. Антиминса вынуты мощи; все облачение разорвано. Не ограничиваясь этим, большевики, надев на себя священнические ризы, взяв в руки кресты, Евангелие и кадильницы, с пением нецензурных песен на церковные напевы, отправились по камерам арестованных "контреревелюцюнеров" и "буржуев" и при самой отборной ругани наносили им удары священными предметами.

Тяжелые испытания пришлось пережить известному Святогорскому монастырю, расположенному в пределах Изюмскаго уезда Харьковской Губернии. Уже с Января 1918 г. начались конфискации имущества, отобрание земли, принудительное выселение большинства монастырской братии, обыски и грабежи. Большевики, появляясь в монастыре, врывались в храмы в шапках, с папиросами в зубах, сквернословили, переворачивали престолы, распивали церковное вино и увозили с собою церковную утварь. Когда в одно из таких посещений эконом скита при деревне Гроховке отказался от выдачи денег, его вывели за ограду и тут же у ворот расстреляли. Тогда же был убит при попытке бежать монах Израил. А когда в Октябре того же года переносили из села в село особо чтимую икону Святогорской Божьей Матери и крестный ход расположился на ночлег в ceле Байрачах, то большевики напали на помещение, занимаемое духовенством и убили иеромонахов Модеста и Иринарха, иеродоакона Федота и приютившего их хозяина дома с дочерью. Пять трупов легли у подножья иконы, стоявшей в луже крови.

Исключительно грубые кощунства проявлены большевиками в этом монастыре в начале 1919 года. 2-го января днем ворвались в ворота до 60 красноармейцев. Избив прикладами первого попавшегося на их пути монаха, они развеялись по разным корпусам монастыря и принялись за грабеж, сопровождаемый невероятными издевательствами. Несколько человек вбежали в Покровскую церковь, где шло богослужение, и стали требовать у настоятеля архимандрита Трифона, выдачи ключей от монастырских хранилищ. Сплошной грабеж шел по всем кельям. У монахов отнималось все имущество до последней рубахи включительно. А в это же время грабители оскверняли иконы, заставляли монахов, под угрозами расстрела, курить и танцевать. К ночи бесчинства несколько стихли и около двух часов избитая, ограбленная, поруганная братия стала собираться в храме на литургию. Служил архимандрит. Во время службы ворвалась толпа красноармейцев. Один из них вбежал на амвон и с криком "довольно вам молиться, целую ночь топчитесь, долой из церкви",  повернул за плечи провозглашавшего ектенью иеродиакона. Но, вняв всеобщим настойчивым просьбам, разрешили окончить литургию. Не покидая храма, большевики входили в алтарь в шапках, курили, а к концу службы один из них схватил монаха и ножницами отрезал ему волосы, крича при этом, что будет стричь всех по очереди. И, действительно, нескольким монахам были обрезаны волосы на голов и бороды. А в это время другой красноармеец вбежал в алтарь, открыл царские врата, и, стоя в них, кричал: "не выходи, стрелять буду. Братия, ожидая дальнейших страданий, причастилась Св. Таин. Между тем, повальный грабеж продолжался по всем помещениям монастыря. Продолжались и глумления над монахами, которых заставляли, как и раньше, курить, плясать и даже пить чернила. Утром, когда вновь должна была начаться обедня, службы уже не допустили. Ворвавшаяся в церковь толпа большевиков набросилась на священнослужителей и стала их вытаскивать в ризах с храма. С архимандрита сняли сапоги. Затем, "несмотря на мороз, выстроили монахов в ряды и среди побоев, площадной брани и грубых издевательств стали их обучать маршировке и военным приемам. Одновременно в соседнем храме другая толпа красноармейцев кощунственно представляла богослужение: один из них, надев ризу и митру, сел на престол и перелистывал Евангелие, а другие, тоже в облачениях открывали и закрывали царския врата на потеху своим товарищам. Добыча двухдневного грабежа была вывезена на 38 подводах.

Параллельно с осквернениями и ограблениями церквей и народных святынь осуществился по отношению к представителям православного духовенства тот террор, который залил кровью всю русскую землю.

Красный террор, осуществленный пресловутыми Чрезвычайными Комиссиями по борьбе с контрреволюцией (ЧЕКА), с особой силой обрушился на духовенство, признанное советской властью главным оплотом контрреволюции. Нет тех моральных и физических испытаний, которых не приходилось бы пережить служителям Бога.

Изложим же здесь нескольких случаев из тяжелой русской действительности за период гражданской войны осветят перед нами крестный путь православного духовенства.

В Курске священников и монахов заставляли чистить улицы, сваливать снег с крыш, таскать дрова и воду, расчищать железно дорожное полотно. И всю эту работу они должны были производить в своем обычном одиянии священнослужителей с крестами на шее. По удостоверению свидетелей, больно было видеть пастырей, идущих по улицам города с лопатами на плечах под конвоем красноармейцев. На улицах выставлялись плакаты с каррикатурными изображениями духовных лиц и с призывами к их уничтожению.

В Царицыне была объявлена по городу и уезду мобилизация 6елаго и черного духовенства мужского и женского пола в возрасте от 18 до 50 дет. Их гнали на полевые работы и на работы по укреплению города. Все монахини были сначала отправлены в. "Чека", где комиссарша Савинкова угрожала их всех истребить "как негодный элемент", а затем они были переданы в распоряжение комиссара Добина для отправки на полевые работы.

К окопным работам было привлечено духовенство в г. Екатеринославе. В Луганске священников заставляли убирать трупы людей и животных, рыть могилы, пилить дрова, убирать мусор, чистить погреба.

В Харькове монахов Покровскаго монастыря погнали в первый день Рождественскаго праздника в красноармейские казармы мыть полы, подметать дворы, чистить выгребную яму и пилить дрова..

Далее следовали обыски и аресты. В Царицыне, где аресту подверглись многие из наиболее уважаемых представителей духовенства, как например, протоиерей Горохов и Струков, священники Шмелев, Орлов и другие, отношение к арестованным было исключительно скверное. Их ругали площадной бранью, заставляли подметать помещение, носить дрова, чистить дымовые трубы, выносить из камер параши. Эту черную работу они должны были производить как в. местах их заключения, так и в квартирах, занятых большевистскими учреждениями и комиссарами. Допросы духовенства производились обыкновенно ночью; при этом их будили криками: "вставайте длинноволосые сволочи и черти".

О тех моральных пытках и физических испытаниях, которым подергается духовенство во время обысков и арестов, можно судить по злоключениям Архиепископа Донского и Новочеркасскаго Митрофана. Через день после занятия города Новочеркасска большевиками, 13-го февраля 1918 года в 12 часов дня в покои архиепископа Митрофана ворвались четверо грязных, со зверскими лицами матросов, в шапках, с папиросами в зубах, и вооруженных винтовками, шашками, с револьверами в руках. Заявив архиепископу, что они явились искать оружие, они принялись за обыск. Но оружия они, конечно, не нашли и удалились. За это время у apxиерейского дома собралась толпа в несколько сот человек. За время обыска со двора были похищены архиерейские лошади. Через три часа в покои архиепископа ворвалась толпа других матросов. Их было человек пятнадцать. Они принялись за обыск, перевернули всю обстановку, рвали бумаги и грабили все ценное: серебро, белье, сапоги и др. Награбив что могли, они стали совещаться между собой, арестовывать ли архиепископа или нет. Они уже хотели оставить его на свободе когда один из них,  мальчишка лет 17, сказал: "я без него не поеду. Я его арестовываю. Тогда с ним согласились и другие, и архиепископа повезли на извозчик на вокзал, в штаб. Там матросы объяснили, по арестовали Владыку за то, что он проклинал большевиков. Было приказано отвезти арестованного в Атамансюй дворец для разбора дела. Пвшком повели iepapxa через весь город. Шел он в сопровождена тех же матросов и многотысячной толпы народа. Часть этой толпы, состоящая из сектантов, хлыстов и из распропагандированных уже большевиками элементов, глумилась над стариком, ругая его обманщиком, смутьяном и потрясая кулаками; некоторые издали плевали в архиепископа. Но другая часть была настроена иначе, некоторые даже плакали, но не могли ничем помочь. Дорога была тяжелая, грязная и шла в гору. Несчастный еле передвигал ноги. Наконец, его довели до дворца, где отдан был приказ вести его в тюрьму. Снова, не дав передохнуть, повели его по городу и привели на местную гауптвахту, где он был заключен в тесную грязную камеру Вместе ним был помещен арестованный войсковой атаман генерал Назаров, впоследствии казненный и еще один прапорщик. Спали вдвоем на голой досчатой лавке. Сидя в камере, пришлось испытывать всяческие унижения со стороны красноармейцев. которые плевали в дверь и угрожали смертью. Но с другой стороны население, разные учреждения и приход настойчиво ходатайствовали об освобождении архиепископа из под ареста. Наконец, через десять дней его повели в здание судебных установлений и здесь ему объявили постановление военно-революционного суда о признании его ни в чем невиновным. При этом председатель военно-революционного суда объявил, между прочим, Митрофану, что революционная власть убедилась, что народ его любит.

На следующий день народ в церкви с плачем радости бросился к своему пастырю, целуя ему ноги, руки и одежду. Эта любовь народа и боязнь народного гнева заставили в то время советскую власть воздержаться от каких либо репрессивных мер по отношению к apxиenископy. В данном случае говорил страх за собственную безопасность.

Но не всегда этот страх останавливал преступную руку кровожадных палачей.

Убить "попа" да еще посмеяться над ним, по-видимому, входит в правила поведения верного большевика. Один красноармеец (в письме к родным) описывал кровавые подвиги красноармейцев в Донской Области и, между прочим, с восторгом сообщал, что, когда красные вошли в Персиановку, то не щадили никого, били всех: "Мне тоже, пишет он, пришлось застрелить попа одного. А теперь мы еще ловим этих чертей и бьем, как собак".

Из высших представителей духовенства, между прочим, убиты Митрополит Киевскй Владимир, Архиепископ Пермский Андроник и бывший Черниговский Василий, Епископы Никодим, Гермоген, Макарй и Ефрем, Викарий Новгородский Варсанофий, Вятскie - Амвросий и Исидор и многие другие.

Митрополит Kиeвский Владимир был убит 25го января 1918 года через два дня после занятия Kieво Печерской Успенской Лавры. В Лавру явились трое людей, из них двое были в солдатских шинелях, а третий в кожаной куртке, и заявили, что должны произвести обыск с целью обнаружить спрятанные в Лавре пулеметы. Никаких пулеметов, конечно, не нашли, но все же приказали Митрополиту следовать за ними, объяснив, что ведут его в штаб. Через некоторое время в Лавре услышали ружейные выстрелы, а затем тело убитого Владыки обнаружено было в расстоянии 150 саженей от ворот Лавры. Убитый лежал на спине, покрытый шубой; на нем не оказалось панагии, клобучнаго креста, чулок, сапог с галошами и золотых часов с цепочкой. Медицинским освидетельствованием на ТЕЛЕ покойного обнаружены следующие ранения: огнестрельная рана у правой глазной щели, резанная рана покровов головы с обнажением кожи, колотая рана под правым ухом и четыре колотых раны губы, две огнестрельные раны в области правой ключицы, развороченная рана в области груди, с вскрытием всей грудной полости, колотая рана в поясничной области с выпадшем сальника и еще две колотые раны груди.

Этот осмотр трупа показываеть, что Митрополита кололи, резали, и разстреливали и что, таким образом, смерть его сопровождалась истязаниями.

Особенно жестоким пыткам быль подвергнуть Архиепископ Пермский Андроник, которому были сначала вырезаны щеки, выколоты глаза и обрезаны нос и уши. В таком изувеченном вид его водили по городу Перми, а затем сбросили в реку. Гермоген Тобольский был отправлен зимой на принудительный работы по рытью окопов, а затем потоплен.

Отделение Церкви от Государства , своеобразно трактуемое большевиками, сделалось предлогом для запрещения проповеди гонимой религии, и мученическая смерть епископа Никодима в Белгороде представляет яркое тому доказательство.

Епископ не вмешивался в политическую жизнь, но в своих проповедях, браня насилея, грабежи и убийства, призывал свою паству к учению Христа, утверждая, что законы Божии выше законов человеческих. Такие проповеди возбудили злобу против епископа в местном коммунистическом управлении. В первые дни Рождества 1918 года известный своей жестокостью комендант Саенко, собственноручно убивший тысячи людей, арестовал епископа и увез в Чрезвычайку. Но возникшие среди народа волнения по поводу ареста любимого пастыря заставили Саенко отпустить епископа обратно в монастырь. Однако в тот же день Никодим вновь произнес проповедь, осуждавшую нacилия после чего он был вновь арестован тем же Саенко, который говорил при этом, что через попов и монахов вся революция пропала. Обратившаяся к Саенко с просьбой об освобождении Никодима жена священника Каенская была арестована Саенко, который, в тот же вечер собственноручно ее расстрелял, а епископа приказал отвезти в тюрьму, где ночью в углу тюремного двора он и был казнен. Желая скрыть от народа эту казнь и боясь отказа красноармейцев казнить уважаемого пастыря, его повели на казнь в военной шинели. Труп его был отвезен за город и брошен в общую могилу. Но слух об его казни все же дошел до народа и ежедневно у братской могилы служили панихиды по христианском мученике.

В Харьков 80-ти летнего иеромонаха Амвросия перед казнью в несколько приемов избивали прикладами. Священника Димитрия вывели на кладбище, раздели до нага; когда же он стал себя ocенять крестным знамением, то палач отрубил ему правуй руку. Тело его не позволили хоронить и дали на съеденье собакам. Старика священника, заступившегося за приговоренного к казни крестьянина, засекли до смерти шомполами и изрубили шашками, а потом красноармейцы палачи с циничным наслаждением рассказывали, как они били шомполами голаго старика "по брюху", "по спине" и как тот крючился от боли.

Священника Моковскаго изрубили за то, что он порицал большевистские ЗЛОДЕЯНИЯ, а, когда его жена обратилась с просьбой о разрешении похоронить тело казненного мужа, то красноармейцы перерубили ей сначала руки и ноги, изранили грудь, а затем уже зарубили до смерти.

В монастырь Спасовском матрос Дыбенко арестовал настоятеля 75-ти летнего архимандрита Родиона, который в первую же ночь был выведен в поле и там убит. Один из красноармейцев хвалился тем, что убил настоятеля он - сперва срезал с его головы кожу с волосами, а потом нагнул голову и стал рубить шею. Последующий осмотр трупа подтвердил ужасное признание красноармейца.

В Изюмском уезде сельского священника Лонгинова арестовали и повезли в город. Дорогой ему отрезали нос и бросили в реку.

В Херсонской губернии одного священника распяли на кресте. В одной из станиц Кубанской области в ночь под Пасху был во время богослужения замучен священник Пригоровский; ему выкололи глаза, отрезали уши и нос и размозжили голову. В той же области священника Лисицына утопили после трехдневных истязаний. Священник Флечинский был изрублен в куски. Священнику Бойко было каким-то образом разорвано горло.

Священника монастыря Марии Магдалины Григория Никольскаго, приобщавшего молящихся во время литургии, вывели из церкви за ограду монастыря и после всяческих издевательств убили выстрелом из револьвера в рот, который его заставили открыть при криках: "мы тебя приобщаем".

В Терской области зарублен шашками вмести с несколькими десятками заложников Ессентукский священник отец Иоанн Рябухин. Вся эта казнь представляла из себя ужасную кровавую бойню, во время которой престарелых и больных заложников рубили в ночной темноте шашками на краю ямы, в которую падали убитые, а иногда еще и живые. Священник Рябухин упал в яму ещё живым и в течение ночи ему удалось несколько высвободиться из под груды навалившихся на него тел и тонкого слоя земли. На его стон явился кладбищенский сторож, который застал отца Рябухина выглядывавшим из ямы и умоляя вытащить его и дать ему воды. Но страх сторожа перед красноармейцами был настолько велик, что в душе его не оставалось более места для других чувств и он забросал живого священника более толстыми слоем земли. Стоны стихли. А когда через. несколько месяцев яма эта была раскопана, то труп священника был обнаружен с поднятыми руками, что свидетельствовало о его усилиях выбраться из могилы.

На станции Чаплине в пределах Екатеринославской губернии быль казнен архимандрит Вениамин из Москвы. Казнен он был за то, что заступился за приговоренного к смерти на той же станции бывшего Земскаго Начальника. Слабого старика, едва передвигавшего ноги, тащили на казнь по вокзальному перрону. На месте казни его раздели и платье его палачи разделили между собой. Затем жертву стали нещадно бить шомполами. Сила ударов была столь велика, что одним из ударов была отбита коса. Архимандрит весь окровавленный молчал и только молился, но ударами по рукам ему умышленно мешали креститься. Мучение продолжалось бесконечно долго, пока, наконец, несчастному не отрубили голову.

В Бахмутском уезд той же губернии сельскому священнику Попову предложили отслужить панихиду по самом себе, а когда он отказался выполнить, его тут же разстреляли. Другому сельскому священнику в том же уезд большевики перед смертью выкололи глаза и вырвали бороду.

В сел Рождественском Александровскаго уезда красноармейцы отрубили местному священнику руки и ноги по туловище и в таком виде повесили за волосы на акацию, а затем разстреляли и три дня не позволяли снимать тело с дерева.

В каменноугольном районе одному из сельских священников отцу Милюткину было предъявлено вымышленное обвинение в публичном проявлении радости по поводу следования через село партии пленных красноармейцев. Во время допроса в Чека его избили шомполами, нанесли рану на ноге и сняли пол скальпа. Затем он, по просьбе местных крестьян, был им выдан на поруки, но уже через два часа вновь привезен в чрезвычайку, председатель которой произвел по нем выстрел из револьвера, а красноармейцы нанесли ему удары шашками. Весь пол был залить кровью. Большевики пригнали собак и заставили их вылизывать кровь. Труп священника был брошен в реку.

В Полтавской губернии красноармейцы заняли Лубянсюй Спасо Преображенский монастырь, повеселились в нем и принялись грабить и кощунствовать. Затем, через некоторое время их офицер приказал настоятелю священно игумену Амвросио собрать всю братию. Часть монахов была в отсутствии и всего собралось 25 человек. Их объявили арестованными, потребовали выдачи ключей от келий и других монастырских помещений. Затем монахам было приказано принести дрова и при этом им объяснили, что они будут сожжены. Но приближение Добровольческой: Армии расстроило их планы, нельзя было медлить и спешно погнали всех арестованных монахов в город, а оттуда повели на вокзал. ЗДЕСЬ среди ночного мрака их стали расстреливать партиями. Расстрел начался с настоятеля Амвросия: которого убил выстрелом из револьвера комиссар Бакай, стоявший во главе стражи. А затем красноармейцы стали расстреливать остальных. Семнадцать монахов было убито, а остальные семь были только ранены и, притворились убитыми.

В самой Полтаве в конце июня 1918 г. был арестован большевиками иероманах Крестовоздвиженскаго Полтавскаго Монастыря Нил. Несколько раз его водили на допрос. С ПОСЛЕДНЯГО допроса он вернулся сильно избитым. Сопровождавший его красноармеец заявил, что арестованный монах так упорен, что ничего ни хочет говорить и что на него придется истратить 37 рублей, т. е. стоимость пули. Действительно, 4 июля он вместе с двумя неизвестными был выведен в лес и там все трое были расстреляны. Осмотр трупа иеромонаха Нила установил, что убийство его сопровождалось тяжелыми, безмерно мучительными истязаниями.

И мученический венец приемлется духовенством с величайшим смирением и героизмом.

Протоиерей Восторгов, приговоренный вместе с другими лицами к расстрелу, запретил завязывать ceбе глаза и просил расстрелять его последним, чтобы иметь возможность напутствовать в новую жизнь всех других расстреливаемых. Иеромонах монастыря Спасов Скит Афанасий, выведенный на казнь, стал на колени, помолился, перекрестился и затем, поднявшись с колен, благословил стоявшего против него с ружьем в руках большевика и поднял руки вверх. Двумя выстрелами красный палач убил только что благословившего его пастыря.

Так погибают за веру и родину православные духовные отцы русскаго народа - погибают, как погибали великие мученики первых времен христианства.

Провозгласив принцип свободы совести, отделение церкви от государства и школы от церкви, большевики наряду с этим воздвигли гонение против православной церкви и ея служителей. Так, наступая на известный населенный пункт, "красная армия" не стеснялась выбирать мишенями для своей артиллерии православные храмы; от выстрелов ея, например, пострадал соборный храм в Луганске, в который попило три артиллерийских снаряда. На местах большевиками допускалось поругание храмов, глумление над мощами, священными предметами. В этом .отношении надлежит отметить нижеследующие случаи. За время своего пребывания в Луганске большевиками разгромлены церкви при Луганской тюрьме и женской гимназии Чвалинской. Тюремная церковь разгромлена совершенно: на полу обнаружены следы крови, костра, окурки, грязные портянки; свечной ящик разбит, содержимое расхищено; из св. Антиминса вынуты мощи; Евангелие, кресты, покрывало разбросаны по полу; стеклянный колпак на Дароносице разбит, сами же Дароносица и Священные Сосуды похищены; облачение разорвано. Не ограничиваясь этим, большевики, надев на себя священнические ризы, взяв в руки кресты, Евангелие и кадильницы, с пением похабных песен на церковные мотивы, отправились по камерам арестованных "буржуев" и "контрреволюционеров, над предметами, бывшими в их руках, наносили побои последним, сопровождая все это площадною бранью, хулою на Бога, Матери Божией, религию, церковь и ее служителей. Церковь гимназии Чвалинской найдена невероятно загрязненной; иконостас поврежден и иконы из него выбиты и разбросаны по полу; Царския врата вскрыты; Престол вынесен на середину церкви и обращен в обеденный стол. В момент прибытия свидетеля в помещение церкви он застал одного из красноармейцев, разгуливавшим по алтарю в шапке и с папироской в зубах, а другого занятого похищением электрических лампонов, для осуществления чего он взял Св. Престол, перенес его со средины церкви к стене и делал попытки влезть на него. Разграблен также большевиками и молитвенный дом на руднике Екатеринославскаго ГорноПромышленнато Общества "Бурос". Наряду с этим повсеместно большевики в шапках, с папиросами в зубах и с оружием в руках производили обыски церквей в целях обнаруживания то скрывавшихся священнослужителей, то складов пулеметов, оружия и съестных припасов. Всюду ими запрещался церковный колокольный трезвон, причем запрещение это мотивировалось тем, что посредством него производился сигнализация белогвардейцам".

Иногда большевики делали попытки к социализации православных храмов и церковного имущества. Подобный вопрос был возбужден на одном из митингов в Луганске ввиду необходимости подыскания подходящего помещения для открытия народного дома и биографа. Однако, после того, как один из присутствовавших, заметил, что, хотя он и ничего не имеет против социализации, но обращает внимание собрания на отсутствие в Луганске общественных бань и потому вносить предложение о социализации для устройства бань Луганской синагоги. Вопрос о социализации храма был снят с обсуждения. Не гнушались большевики и осквернением могил. Так, в имении С. А. Кохановокой, при д. Ильинка, Андреевской волости, Бахмутскаго уезда произведено кощунственное глумление над 7-ю могилами, составляющими фамильное кладбище; все ценные памятники уничтожены, разбиты и разбросаны: остатки их носят на себе следы похабных рисунков и надписей; одна из могил в полу вскрыта. В отношении погребения большевиками производились и признавались лишь похороны гражданские и в этом отношении не делалось даже исключений для членов своей партии. Так в Лисичанске, ввиду того, что в погребении одного из большевистских военных врачей принимало участие духовенство, последний был лишен отдания воинских почестей. Неуважение к иконам проявлялось большевиками и при производстве обысков в частных домах, он снимались со стен и разбивались.

Из школ приказано было удалить иконы и воспрещено как преподавание Закона Божия, так и произнесение общих молитв до и после учения; наконец прекращена была всякая культурнопросветительная деятельность со стороны духовенства. Что касается священнослужителей, то в отношении их и их семей большевиками проявлялась явная нетерпимость: они подвергались всяким притеснениям, издевательствам, грубостям, обыскам, сопровождающимся иногда физическим насилием, плевками в лицо, разграблением имущества, привлечению в первую очередь на общественные работы по уборке трупов людей и животных, рытью могил, пилке дров, уборке мусора, чистке погребов, причем вознаграждением за труд служила выдача 1/2 фунта хлеба, с удержанием в свою пользу заработной платы; смещение с должностей, арестом и расстрелом.

Из числа расстрелов по своей жестокости и кощунственности выделяется убийство священника деревни НовоНикольской, отца Николая Милюткина. К нему было предъявлено вымышленное обвинение в том, что, узнав о следовании через село партии пленных красноармейцев, он прервал Богослужение, взял в руки св. чашу с Дарами, вышел на паперть церкви я выражал свою радость пением "Христос Воскресе". Представ пред местной "чрезвычайкой", отец Милюткин во время допроса был подвергнут избиению шомполами и кроме того двумя шашечными ударами ему были нанесены раны на ногах и снято пол скальпа. После этого, он, по просьбе местных крестьян, был выдан им на поруки, но через два часа его вновь приволокли в чрезвычайку, где председатель ее произвел в него в упор выстрел из револьвера, а присутствовавшие красноармейцы нанесли шашками многочисленный ранения.

Увидев, что пол покрыт истекавшей из ран кровью, большевики позвали собак и заставили их вылизывать кровь, а когда те противились, то их пороли нагайками. Затем, раздев труп, его сволокли к реки Дону и бросили в воду, приговаривая: "плыви в Новочеркасск, скажи, чтобы неделей ждали нас". Кроме того, зарегистрированы следующие случаи расстрелов священнослужителей:

а) Архимандрита отца Геннадия, на Левенговских заводах, за хранение "весьма вредной для деятельности большевиков книжки: "Протоколы cioнистскaгo съезда в Лондоне в 1915 г.";

2) священника Тимофея Стадника, в с. Ново-Бахмутовке;

3) священника Константина Щеголева, в с. Андреевке, Бахмутскаго уезда;

4) священника Федора Базилевокато, в с. Григорьеве и

5) священника в селении Давидовка

Ко всем им предъявлялось обвинение как "контрреволюционерам, плохо отзывающимся о большевиках, нежелающим удовлетворить требования о выдаче денег".

Как же ко всему изложенному относилась паства. Терроризуемое население всюду глухо роптало и лишь в некоторых случаях активно выступало против большевиков. Так в Авдеевке храм и священнослужителей от разграбления защитило население; оно же в ответ на объявление декретов об отделении церкви от государства ответило постановлением на общем собрании: церкви и причт содержать на свой счет. В с. Гришине, вопреки запрещению служить молебен 9 мая 1919 года, рабочие потребовали служения такового, а затем выступили на защиту священника, на жизнь которого было сделано покушение со стороны большевиков. В Юзовке рабочие, наслышанные о насилиях, творимых большевиками над церковью и её служителями, собрались на собрание еще до прихода большевиков в Юзовку и вынесли постановление о том, что, если большевиками будет проявлено неуважение к церкви и священнослужителям, то против этого восстанут все рабочие. Резолюция была вручена большевикам и тем церковь и священнослужители были спасены. Нельзя не отметить и случаи готовности среди духовных лиц служить большевикам и следовать их учению. Так, в селе Григорьевке большевики допустили к отправлению служб. И треб священника Ипатия Константинова, (которому было запрещено служение), и он по их требованию совершал бракосочетания Великим Постом. Правление Свято-Троицкаго монастыря близь. Луганска объявило монастырь "духовной трудовой Коммуной", о чем и подало заявление в Луганский совет. Других исповеданий, кроме православного большевики не касались и лишь в отношении евреев буржуев применяли посылку на общественные работы по субботам.

В поселке Попасная священник Драгожинский был приговорен к смерти за проповедь, в которой указал, что Юлиан Отступник перед смертью сказал: "Ты победил, Галилеянин", в чем большевики усмотрели намек на, себя.